СЕВЕР: знакомство с самой собой
Непрофессиональная рецензия
На спектакль «СЕВЕР» Молодёжного театра Виктора Панова я шла, практически ничего не зная о нём. Сделала я это специально, чтобы на собственные впечатления не наложилось чужое восприятие. Известно мне было только то, что спектакль интерактивный, без актёров и в здании Морского речного вокзала.
Я зашла внутрь цокольного этажа МРВ. Мне продали билет и попросили пройти в комнату, где приветливая девушка выдала мне карту спектакля, объяснила, что здесь можно делать (посещать пространства здания в любом порядке, смотреть, слушать, фотографировать, присаживаться в кресла, надевать наушники, запираться в комнатах и так далее), немного рассказала о создании спектакля и наклеила на мою руку бумажный браслет с надписью «СЕВЕР».
Увидев на карте множество локаций, я решила идти по часовой стрелке, попутно отмечая на бумаге галочками пройденные мною места.
Я зашла внутрь цокольного этажа МРВ. Мне продали билет и попросили пройти в комнату, где приветливая девушка выдала мне карту спектакля, объяснила, что здесь можно делать (посещать пространства здания в любом порядке, смотреть, слушать, фотографировать, присаживаться в кресла, надевать наушники, запираться в комнатах и так далее), немного рассказала о создании спектакля и наклеила на мою руку бумажный браслет с надписью «СЕВЕР».
Увидев на карте множество локаций, я решила идти по часовой стрелке, попутно отмечая на бумаге галочками пройденные мною места.
Первой на моём пути оказалась аудитория бизнесмена Николая Сутягина. О его деревянном небоскрёбе я впервые узнала пару лет назад. Как и почему — уже не вспомню. Но инсталляция карточного домика из обгорелых деревяшек заставила задуматься о том, как легко уничтожить то, что можно возводить годами — как в физическом, так и в духовном смысле.
Запомнился и голос актёра, озвучившего размышления Сутягина. Возникло ощущение, что я сижу с ним за одним столом в его деревянном доме, попиваю чай, а он периодически побрякивает чем-то на фоне и рассказывает про 90-е, про дом, про жизнь.
Запомнился и голос актёра, озвучившего размышления Сутягина. Возникло ощущение, что я сижу с ним за одним столом в его деревянном доме, попиваю чай, а он периодически побрякивает чем-то на фоне и рассказывает про 90-е, про дом, про жизнь.
Далее я прошла в самую большую аудиторию спектакля — павильон с петроглифами. Наскальные рисунки были небрежно нарисованы на стенах чёрной краской из баллончика. А на полу стояли старые мониторы от компьютеров, на которых транслировалась зимняя дорога. Интересное сочетание прошлого с современностью.
Аудитория историка и географа Василия Крестинина — первая локация, поразившая своей достоверностью. Как впоследствии я узнала, разбросанные на деревянных обломках судовые журналы были настоящими. Обычно в музеях запрещают прикасаться к экспонатам. Здесь же — бери, рассматривай, перекладывай. Как человек, любящий всё ощупывать, я внутренне ликовала.
Поэтому комната береговых матросов привела меня в полный восторг. Здесь всё оказалось настоящим, практически не тронутым — фотографии матросов, шкафчики, личные предметы. А под игравшую в комнате песню Татьяны Булановой всё равно хочется плакать, даже если певица просит тебя об обратном.
Неуютной и холодной, но одновременно завораживающей показалась мне обитая железом комната архангельского маньяка из 70-х Владимира Третьякова. До этого дня я ничего о нём не знала, но воссозданная актёром история героя заставила присесть на огромный пень внутри аудитории и послушать. Я попала на рассказ о детстве, матери-алкоголичке. Сложилось впечатление, что я нахожусь на сеансе самопсихотерапии. Будто подслушиваешь реальный разговор человека со своими установками, стереотипами, мышлением… Все герои этого спектакля представлены такими — много разговаривающими, размышляющими о своей судьбе и о жизни в целом людьми.
В белых стенах кельи святого Артемия Веркольского я намеренно закрылась, чтобы побыть одной — как изначально было разрешено провожавшей меня на спектакль девушкой. Эта аудитория, как и многие другие локации спектакля, обставлена в минималистичном стиле (зеркало, табуретка, рисунок человечка на стене) — это помогает лучше вникнуть в суть историй.
Впечатлила концовка рассказа вымышленного криминального авторитета Жоры Коржавина. «Кто знает, где я сейчас?» — будто с полуулыбкой рассказывает вжившийся в роль актёр и размышляет о дальнейшей судьбе своего героя: может, депутатом стал, может, на острова дальние уехал, а может всё-таки убили. О девяностых напоминает видео улиц Архангельска того времени на экране старого монитора, лежащего в пыльной куче другой атрибутики того времени — принтера, телефонов, клавиатуры.
После тяжёлых жизненных историй можно зайти в комнаты для умиротворённого созерцания Северной Двины под звуки воды, птиц, льда и моря. Эти аудитории показались мне одним из множества необычных решений в спектакле, не считая разных видов техники для создания эффектов.
К середине похождений по вокзалу уже всё начинает казаться арт-объектом — и таблички, оставшиеся на внутренних дверях здания, и пара отвалившихся плиток от недорисованной иконы в аудитории монахини Валентины Шангиной, и бумажка с надписью «невыносимо», на которую я наткнулась в какой-то тёмном углу в поисках икотницы.
 |  |  |
Не всё в спектакле я смогла понять или разгадать с первого раза. Так, про икотницу я искала информацию в Интернете, находясь в локации — текста на стенах и рассказа актрисы мне не хватило для понимания. Начитавшись в детстве сказок Степана Писахова с характерным говором рассказчика Сени Малины, я ожидала услышать что-то похожее в голосе от актёра. Поэтому у него, как и у многих других персонажей спектакля, мне не хватило исторической достоверности. Хотя, как я позже узнала из интервью актёров, так и было задумано — актёры не придумывали речевых характеристик, а говорили так же, как и в жизни.
О многих людях я узнала впервые — например, о «банном короле» Якове Макарове, создателе духов «Chanel No. 5» Эрнесте Бо, местном музыканте Владимире Резицком. Признаюсь, не все истории совпали с моим внутренним ощущением. Возможно, поэтому не запомнились и остались непонятыми.
О многих людях я узнала впервые — например, о «банном короле» Якове Макарове, создателе духов «Chanel No. 5» Эрнесте Бо, местном музыканте Владимире Резицком. Признаюсь, не все истории совпали с моим внутренним ощущением. Возможно, поэтому не запомнились и остались непонятыми.
… Выходя из «СЕВЕРА» наружу, в Север реальный, я уже не могла называть увиденное просто спектаклем. Арт-пространство, интерактивная история Архангельска, «голоса с того света» — но никак не словом «спектакль», которое ассоциируется у меня с каким-то обыденным, давно устоявшимся жанром.
| «СЕВЕР» — это большие пространства. Пространства, где задумываешься об истории героя, о его хоть и вымышленных, но чувствах, или о том, как удалось актёру так точно прочувствовать эту роль. А можно, оттолкнувшись от каких-то воспроизведённых мыслей, подумать о чём-то своём, о «наболевшем». |
| «СЕВЕР» — это большое историческое путешествие по разным векам и эпохам. Но это не обычный учебник истории с самыми важными именами. Это — субъективная выборка режиссёра, где член преступной группировки и маньяк соседствуют с мучениками и неудавшимися путешественниками. И каждый из них анализирует свою жизнь, и каждого из них можно по-своему понять. |
| Я никогда не присутствовала в подобных арт-пространствах ранее, поэтому мне не с чем сравнить «СЕВЕР». Но для меня это оказалось умиротворяющим похождением для изучения, для раздумий. Это точно не та выставка, куда можно забрести мимоходом, чтобы «убить» время. |
“
«СЕВЕР» может быть одним из пунктов знакомства с городом
Не только с городом, но и с самим собой — добавила бы я.
Вопрос, который часто задаю сама себе — «Почему я родилась именно здесь?» — пришёл мне на ум в изменённом и более жизнеутверждающем виде после посещения инсталляции — «Зачем я родилась именно здесь?»
Автор текста и фотографий: Дарья Койбина
